От Каталины не укрылась оплошность, которую позволила себе эфиопка, всегда неукоснительно следовавшая распоряжениям хозяина. Едва старуха исчезла в проеме дверей, пленница вскочила с кресла, накинула на плечи теплую шаль и, движимая любопытством, выглянула в коридор. На удивление там оказалось пусто и, никого не опасаясь, она переступила через порог комнаты. Иногда ей разрешалось покидать стены «темницы» и прогуливаться по мрачным и унылым залам запустевшего замка, однако большую часть времени она проводила взаперти, поэтому почувствовав относительную свободу в действиях, Каталина крадучись дошла до лестницы и, не заметив на своем пути охраны, осмелилась спуститься на несколько ступенек вниз. Она не знала, какая сила ведет ее, куда и зачем. Только она прошла один пролет, затем другой и, очутившись на втором этаже, вдруг заслышала тяжелую поступь. Она резко остановилась, будто очнулась от наваждения. Сообразив, что Ава никак не успела бы возвратиться за столь короткое время назад, Каталина юркнула в спасительную темноту ниши, не желая попадаться кому бы то ни было на глаза. На лестнице раздались еще одни шаги, быстрые и легкие, и Каталина инстинктивно вжалась в стену, испугавшись, что ее могут обнаружить. Сердце подсказывало, что-то должно произойти.

— Постой, — прозвучал приглушенный женский голос, в котором Каталина к немалому своему изумлению узнала высокомерные нотки, принадлежавшие… Кармен де Лангара. Святая Каталина! Не может быть! Но она не ошиблась, и следующие слова окончательно развеяли ее сомнения. — Постой, Мигель, не спеши. Мы еще не договорили!

— Не понимаю, что тебе еще нужно, Кармен? — раздраженно откликнулся Дикий Магнус.

— Я хочу этого ребенка.

— Нет.

Шаги приблизились, и Каталине показалось, что она перестала дышать, так сильно было ее волнение.

— Это мое право.

— И кто же дал его тебе? — насмешливо поинтересовался разбойник.

— Я хозяйка замка и делаю, что хочу, — с вызовом ответила дочь барона Рохо.

— Эти развалины принадлежат Теобальдо, не тебе, — сердито пробурчал Дикий Магнус и, судя по интонации в голосе, ему пришлись не по душе слова истинной хозяйки замка.

— Неважно, — небрежно заметила молодая женщина. — Все равно, Тео — мой сын.

— Конечно, твой… а еще Тео сын маркиза, но не барона, — хмыкнул он, останавливаясь в двух шагах от Каталины. — Не забывай, мне все известно.

— Ну, и что из того? Хочешь всему миру поведать тайну рождения Теобальдо, объявить во всеуслышание на Пласа Майоре в Мадриде? — запальчиво вскинулась она. — Знай, Себастиан заботливый отец, он хорошо относится к сыну. Но для сомневающихся у меня есть неопровержимые доказательства. Бумаги, где черным по белому написано и, ко всему прочему, засвидетельствовано нотариусом из Толедо, что мой покойный муж, да сжалятся над ним небеса, является настоящим отцом Тео. Ты ничем не сможешь мне возразить! А люди всегда болтают, что попало. Кто будет обращать внимание на речи всякого сброда?

— Ты только что назвала меня сбродом? — угрожающе рыкнул Дикий Магнус.

По-видимому, разбойник сделал что-то такое, что причинило Кармен боль, потому что в ту же секунду она умоляюще запищала как мышь, попавшая в тиски:

— Прости, Мигель, я позволила себе лишнего. Прости, больше этого не повторится.

— Я никогда не забывал, кто я! И уж тем паче не нуждаюсь в твоем напоминании.

— Конечно, Мигель. Я не хотела тебя обидеть. Ты же знаешь, как я отношусь к тебе, — примирительно заверещала Кармен и чуть помедлив, добавила: — И все же я считаю, что имею полное право решать судьбу этой дерзкой выскочки, посмевшей увести у меня из-под носа маркиза.

— Он никогда не был твоим, — иронично возразил разбойник.

— Себастиан любил меня! — страстно воскликнула баронесса, ничуть не стесняясь того, что может быть кем-то услышанной.

— Это все твои грезы, Кармен. Он только брал то, что ты ему любезно предлагала. Тебе ведь известно не меньше моего, Кабрера, если даже возжелал бы сделать тебя своей женой, чего он на самом деле никогда не хотел, но и тогда он не повел бы тебя под венец. Барон де Рохо не допустил бы, чтобы проклятый мориск стал его зятем, — Дикий Магнус смачно сплюнул себе под ноги и поднялся еще на пару ступенек вверх.

Теперь Каталина видела перед собой восковое лицо баронессы.

— Отец всегда отличался ослиным упрямством. Он ставил свою гордость превыше всех благ на свете и вечно кичился своей сомнительной честью. Ему было плевать, во что я одета, где беру хлеб и чем я живу, как справляюсь с хозяйством и это при том, что тогда я была совсем еще девчонкой, неразумной и одинокой. Холодными зимними ночами его грели воспоминания о его якобы великих предках, ярых поборниках Реконкисты и конкистадорах, сгинувших на бескрайних просторах Нового Света, которые так и не сумели прославиться и не получили обещанных земель! — с горечью выкрикнула обиженная дочь и шмыгнула носом. — Старый болван, не смыслящий в делах и живший только прошлым. Оглянись вокруг и посмотри, куда завела нас жизнь вследствие его необдуманных действий, вернее будет сказать, полного бездействия.

— Не говори о нем так, — Дикий Магнус предупреждающе поднял указательный палец.

— А ты отдай мне эту бесцветную моль, — сверкая темными очами, Кармен вновь завела прежний разговор. — Я имею право решать ее судьбу.

Каталина уже поняла, что речь снова зашла о ней, и напрягла весь свой слух, боясь упустить самого важного, пытаясь не обращать внимания на оскорбительные эпитеты, которыми щедро награждала ее баронесса.

— У тебя никто этого не отнимает, — угрюмо проворчал Дикий Магнус. — Ты загодя предупредила, что эту златовласую цыпочку нужно отправить подальше от глаз маркиза.

— Я перестаю узнавать тебя, Мигель… И что вы только в ней находите? Бледная кожа, волосы цвета тусклой меди, худая как жердь, подержаться и то не за что.

— Я бы и этого не утверждал, — поспешил заверить ее главарь разбойников. — У малышки весьма аппетитные формы.

— Ты уже взял ее? Хотя не отвечай, меня это мало заботит, — пренебрежительно отозвалась Кармен. — А что мне и впрямь пришлось по вкусу, так это твое предложение про Алжир. Я устрою пир, когда эта худосочная пигалица окажется на корабле работорговцев, и я буду знать, что ее продадут в один из портовых борделей. Она проведет остаток своих дней, раздвигая ноги перед грязными пиратами и всякой другой швалью, — гортанно засмеялась баронесса. Легким движением руки Кармен откинула длинную прядь волос себе на спину, и до носа Каталины донесся слабый аромат горной камелии. — Что касается ее ублюдка, то его я желаю оставить себе.

— К чему тебе лишние хлопоты? Неужто хочешь взять еще один грех на душу?

— Убивать ублюдка я не стану, если ты об этом. Нет. Моя месть куда изощреннее. Ха-ха, — от смеха Кармен у Каталины внутри все похолодело. — Я отдам его в семью сапожника, что живет при замке. Сапожник с женой многие годы мечтают о детях. Они с благодарностью примут Божий дар, который найдут на пороге собственной лачуги.

— И в чем же заключается твоя месть? — повел бровью Дикий Магнус еле сдерживаясь, чтобы не спустить дышащую ядом баронессу с лестницы.

— Ты еще ничего не понял, Мигель? Хм, как мило.

— Так просвети, дорогуша. Ты же знаешь, я не любитель загадок.

— С большой радостью, — безмятежно откликнулась Кармен, словно речь шла о дворовых щенках. — Этот ребенок будет жить в постоянной нужде, чистить сапоги своего отца, братьев и сестер в полном неведении, что является законным отпрыском маркиза. А-ха-ха… рано или поздно он сгниет в своей сырой лачуге от чахотки или другой хвори… Только представь, ни разу не ощутив под собой белых хрустящих простыней, не испробовав господских яств. Он будет завидовать моим детям черной завистью, но никогда не сможет изменить свою судьбу. Он вырастит голодранцем, как его приемные родители! Я это устрою… ха-ха-ха…

— Ты жестока.

— Не я, сама жизнь, — невозмутимо заключила баронесса, поведя точеными плечами. — Уж лучше пусть ублюдок испустит дух в утробе матери, иначе его ждет незавидная участь.