— Отец очень плох, поэтому ничему не удивляйся, — предупредил он, грустно качая головой.

Он распахнул дверь, и Каталина увидела скромную и даже аскетичную обстановку, в которой пребывал престарелый глава некогда известнейшего в Андалусии семейства, обладавшего значительными привилегиями и пользовавшийся немалым уважением при дворе и в обществе. Теперь же ничто не говорило о его былом положении и богатстве. Маленький хилый старичок, лежавший на серых, застиранных до дыр простынях под тонким заштопанным одеялом, уже не мог напоминать прежнего, облаченного властью и могуществом, испанского гранда.

— Отец, к тебе гостья.

Сеньор де Вилья с трудом приоткрыл глаза, давно утратившие живой блеск.

— Марсело, это ты? — спросил он сипло.

Каталина поразилась синеватой бледности его кожи и заострившимся чертам лица. Былая сила и решимость уступили место старческой немощи и дряхлости. Всем в Гранаде была известна запутанная и полная драматических событий история дона Фелипе де Вилья. Когда-то знатнейший гранд Андалусии, собрав свое огромное состояние, погрузил его на корабли и отправил покорять Новый Свет. Шли месяцы, но никаких известий о капитанах пяти судов не приходило, и вот по прошествии года неутешительные новости все же достигли берегов Испании. Из достоверных источников выяснилось, что все корабли потерпели крушение, так и не доплыв до заветных берегов. Скверная весть сломила славного сеньора де Вилья. Он замкнулся в себе, прекратил общение с друзьями и забросил дела, постепенно приходя в глубочайшее уныние, в конце концов, истощившие его силы и приковавшее к постели.

— Да, отец, это я. Посмотри, кого я привел к тебе… Каталину де Перес.

С побледневших губ сорвался тихий вздох, и слабая улыбка осветила сморщенное лицо старика:

— Каталина, дитя мое, я рад видеть тебя. Как твоя семья? Давненько ты не заходила к нам в гости.

Каталина подошла к постели и присела на маленькую скамеечку, стоявшую у ее изголовья.

— Я тоже рада видеть вас, дон Фелипе, — девушка заулыбалась и положила свою руку поверх сухой морщинистой ладони сеньора де Вилья. — Я ни на что не жалуюсь. Мои родители здоровы и передают вам самые искренние приветствия и пожелания здравствовать еще долгие годы.

— Благодарю, — тонкие губы скривились в унылой гримасе, — все в милости Божьей.

Тут он хрипло закашлялся. Худая, ослабевшая рука потянулась к графину с водой и Каталина, мгновенно угадав желание дона Фелипе, проворно наполнила стакан и поднесла его к пересохшему рту старика.

— Вот, выпейте, дон Фелипе… Глоток, еще один… хорошо.

Утолив жажду, сеньор де Вилья тяжело откинулся на подушки. Марсело заботливо поправил одеяло отца и встал рядом, на случай, если он еще что-нибудь попросит.

Но дон Фелипе, похоже, почувствовал себя немного лучше, потому что неожиданно сильным голосом обратился к сыну:

— Ты, знаешь, Марсело, я говорил с доном Себастианом. Он заходил ко мне.

— Отец, опять ты за свое, — в голосе Марсело послышался легкий упрек. — Сколько можно мечтать о несбыточном? Пора уже смириться и забыть.

— Напрасно, сынок, ты считаешь, что мое давнее намерение неразумно, что оно бессмысленно, — дон Фелипе приподнялся на подушках и с поразительной живостью, никак не вяжущей с его обликом болезненного старца, начал делиться своими планами: — Ведь тебе известно, наше поместье уже давно пришло в упадок, земля плодородна, но за последние годы все каналы почти пересохли. Все меньше находится желающих селиться в здешних местах…

— Да, отец, конечно, я об этом знаю, но ты не волнуйся, я что-нибудь придумаю.

— Нет времени что-то «придумывать», — с необычайной жесткостью прервал сына дон Фелипе. — Остался только один верный способ поправить наши семейные дела. Пойми, я хочу, чтобы наши плантации снова заплодоносили и возродились знаменитые на всю Андалусии виноградники, чтобы земля вновь покрылись зеленым ковром из сочной травы, фруктовые сады зацвели буйными красками, а каналы наполнились водой, — усталые бесцветные глаза сеньора де Вилья зажглись необыкновенным внутренним светом, он будто помолодел лет на двадцать. — И посему я заключил сделку.

Марсело застыл в изумлении, не веря собственным ушам.

— Что ты сделал?

— Ты все слышал, мой единственный и возлюбленный сын, — довольно кивнул сеньор де Вилья и снова улегся на подушки, быстро истощив запас своих силы. — Я заложил наши земли.

— Ч-что? — молодой человек присел на краешек кровати, недоуменно тараща глаза. — Отец, я не понимаю… Зачем?

— Затем, чтобы на вырученные деньги снарядить новое судно и отправить в Новый Свет. На этом можно хорошо заработать…

— Нет, отец, — Марсело схватил худую дрожащую руку старика. — Как ты мог решиться на такое? Это какая-то бессмыслица.

— Ты не прав, — отец недовольно нахмурился, — ты не видишь дальше собственного носа. Шанс, который так своевременно нам выпал, может обернуться баснословной прибылью! Надо использовать его.

— Отец, ты заложил наши земли, единственную ценность, что у нас осталась!

— Земля многие годы не приносит никакой прибыли, едва сводим концы с концами. Дальше так не может продолжаться. Надо действовать, а не прятать голову в песок, как неразумные птицы, при первом малейшем риске. Так не вернешь утерянного! Запомни, сын, кто рискует, тот многого добивается.

Марсело, ясно осознав, что никакие вразумительные доводы не переубедят упрямого старика и ничего нельзя изменить, бессильно махнул рукой.

— Я не знаю…, ты — сеньор этих владений, тебе ими и распоряжаться…

Глаза старика наполнились слезами, он поджал бледные, почти бескровные губы и крепко сдавил руку своего сына:

— Это реванш за прошлое несчастье, сын. Я так долго ждал подходящего момента. Я уверен, на этот раз все получится. Я верю, и ты верь мне.

— Ты доверишься мориску?!

Каталина впервые услышала из уст Марсело пренебрежительные нотки, наглядно демонстрирующие, какое отношение потомок древних римлян и иберийцев, считающий себя единственно истинным аристократом, гордившимся чистотой своей голубой крови, относился к тем, кто в течение восьмисот лет являлись полновластными хозяевами Андалусии.

— Кабрера уже давно признанные андалусцы, кровь мавров осталась в далеком прошлом. Оставь эти пережитки старины и свою надменность тоже. Я не учил тебя быть столь высокомерным, поэтому, прошу, смягчи свой резкий тон и дай мне немного отдохнуть. Я очень устал.

Но еще до того, как Каталина и Марсело успели на цыпочках выйти из комнаты и тихонько прикрыть за собой дверь, старик уже крепко спал.

Кабрера…Каталину взбудоражило это имя, едва дон Фелипе озвучил его, ведь за последние сутки она слышала о нем дважды. Кто это Кабрера? Родриго де Сильва носит такое же имя. Неужели она столкнулась в коридоре с…

Ответ не замедлил себя ждать.

Марсело явно было не по себе. Он испытывал душевные муки, ему нужно было немедленно выговориться, и Каталина, как никто другой, подходила на роль сочувствующего слушателя. Молодые люди прошли в гостиную, и здесь друг детства дал волю накопившимся обидам.

— Нет, я не могу поверить, — горестно сокрушался он, наливая себе хереса и выпивая его залпом, точно ягодный морс. — Отец все решил без меня! Заложил наши земли под сомнительное, неблаговидное предприятие. Я что же, ничего не значу для него? Или, по его мнению, ничего не смыслю в делах?

— Марсело, тебе нужно успокоиться.

Не обращая внимания на взволнованный тон Каталины, он снова наполнил бокал хересом, не озаботившись предложить гостье и стакана воды.

— Успокоиться? Мне? Ты уверена? Ты вообще понимаешь, что наделал мой отец?

— Ну, э…он хотел вернуть состояние, поэтому и заложил ваши земли…

— Вот именно! — запальчиво вскричал Марсело. — Наши земли! Но зачем поступать столь опрометчиво? Я же объяснял ему, что собираюсь поступить на службу к королю, — он осушил бокал и вновь потянулся к графину. — Думаю, война с Францией не за горами.