Приблизившись к Высокому столу, за которым восседал сам предводитель разбойников и узкий круг его приближенных, Каталина в нерешительности остановилась и, помня о предупреждении старой Авы, осталась стоять перед ним в полном молчании, не поднимая глаз от пола. Никто не решался нарушить наступившую тишину, слышно было, как за окном шелестит ветер, а где-то вдалеке завывают на луну голодные волки.

Прошло еще несколько долгих секунд, прежде чем раздался сиплый голос, и Каталина безошибочно распознала в нем того разбойника, что нынче в лесу сбросил ее с лошади, и чуть было не удушил завязками от ее плаща.

— Нас почтила своим присутствием сама маркиза Сент-Ферре, — объявил тот важно, словно истый дворецкий. — Прошу вас, сеньора, — продолжил он притворно-любезным тоном, отчего у Каталины внутри все похолодело. Она кожей чувствовала леденящую опасность, нависшую над ней. — Пожалуйте к нам за стол.

Ни один мускул на ее прекрасном лице не выдал смятения, царившего ныне в ее измученной душе. Ей трудно давался весь этот фарс. Она рассчитывала, что ее отпустят в ее «комнату» и на некоторое время оставят в покое, но она никак не ожидала, что ей придется сидеть за одним столом с похитителями, убийцами и насильниками. Это было выше ее сил. Она замешкалась, но услышав глухой звук отодвигаемого табурета, немедленно подчинилась. Дикий Магнус не терпел никаких задержек. Она понимала, что если будет проявлять строптивость, то навряд ли сможет преуспеть в своем плане.

Каталина проследовала на указанное место и села на табурет по правую руку от главаря разбойников. Тотчас ее ушей достиг еле уловимый вздох облегчения, и она опасливо скосила взгляд в сторону «хозяина» Рохо. Она ожидала увидеть грязного и неопрятного, заляпанного кровью своих жертв безжалостного палача, заросшего косматой бородой дикого, невежественного варвара, однако с удивлением обнаружила возле себя мужчину в самом расцвете сил с благородными чертами на чистом выбритом лице. Прямой длинный нос с небольшой горбинкой выдавал в нем представителя аристократической знати. У него были высокие скулы, полные насмешливые губы и глубоко посаженные глаза, внимательно следившие за тем, что происходило вокруг. Он взмахнул рукой, давая разрешение продолжать пир, а сам повернулся к пленнице.

Отовсюду понеслись непристойные шуточки и грубый смех, разбойники громко обсуждали появление прекрасной маркизы, совершенно не заботясь о том, что она находилась здесь и могла их слышать.

Перед Каталиной поставили блюдо с пахучим варевом, отдаленно напоминающим по виду традиционное валенсийское блюдо с рисом, дичью и креветками, плавающими в густой, очень жирной подливе и без малейшего намека на овощи. Есть ей тут же расхотелось и, тихонько вздохнув, она принялась бездумно ковыряться в тарелке, как вдруг услышала над ухом неожиданно мягкий голос:

— А вы оказывается полны загадок, ваше сиятельство, сеньора Перес де Кабрера де ля Фуа…

Каталина немало смутилась. Откуда ему известно ее полное имя?

— Там, в лесу вы выглядели несколько иначе, preciosa marquesa, — иронично продолжал он, — бесформенное одеяние священника, мужской камзол, испуганное, перепачканное личико… Надо признаться… кабы не одно выгодное соглашение, боюсь, я позволил бы своим людям испортить эту неземную красоту. И, конечно же, сожалел бы о том впоследствии… Но, слава небесам, ничего подобного не случилось, — закончил он, жадно припадая к кубку.

Каталина чувствовала, как в ней с новой силой закипает гнев и неистовая, неукротимая ненависть к человеку, который так спокойно рассуждал о ее красоте, когда только утром безжалостно убил ее провожатых самым, что ни на есть чудовищным, зверским способом. Не думая о тех, кому нес зло, разрушения и несчастья, он просто убивал ради развлечения и жил ради наживы, окружая себя такими же отъявленными убийцами и негодяями, как он сам, увеличивая стократ свои кровавые злодеяния.

За весь день Каталина не проглотила ни одного кусочка хлеба, ни маломальской крошки, ей не предложили и кружки воды, однако даже стоявшее перед ней блюдо с паэллой, от которого исходил не самый свежий аромат, не разжигало ее аппетита. Она отложила столовые приборы в сторону, так и не притронувшись к еде. К горлу подступила тошнота. Как это все некстати, подумала Каталина и потянулась к наполненному кубку. Сделав несколько глотков, она с удивлением обнаружила, что вино обладает довольно приятным вкусом. Это было тем более неожиданно, учитывая, что нынешний «хозяин» замка нисколько не заботился о здоровой пище, зато весьма разборчиво относился к тому, что пил. Крошечными глотками она медленно цедила мальвазию, пока к щекам не вернулся румянец, и она не поборола внезапный приступ дурноты.

Краем глаза Каталина заметила, что предводитель разбойников с любопытством разглядывает ее, делая попытки привлечь к себе внимание, но она демонстративно отвернулась, не желая вступать с ним в беседу, которая, и она четко это осознавала, могла закончиться для нее крайне печально. Перед глазами до сих пор стояла картина кровавой расправы, учиненная разбойниками на рассвете. Каталина не в силах была смириться с подобной жестокостью, и чтобы немедленно заглушить рвущийся наружу крик, заставила себя съесть пару ломтиков сыра и несколько кусочков деревенской ветчины, выглядевших аппетитнее других блюд, в избытке громоздившихся на столе.

— Я вижу, вы порядком притомились, preciosa marquesa.

Дикий Магнус снова склонился к ней, так и не дождавшись от нее ни слова.

— Да, я очень устала, — поспешила согласиться Каталина, в надежде скорее избавиться от навязанного ей общества и покинуть этот шумный притон разврата, мерзкого зловония и грязи.

После каждой выпитой порции агуардиенте голоса в Большом зале звучали все громче. И тут и там завязывались пьяные драки и потасовки, сопровождаемые грохотом разбитой посуды, сломанных табуретов и лавок. Кое-кто в пылу ссоры выхватывал из-за пазухи кинжал и тыкал им в своего соседа, косо взглянувшего или посмевшего нелестно о нем отозваться. Ко всему прочему разбойники справляли нужду там же, где набивали свой желудок. А уж посадить себе на колени одну из шлюх, появившихся в разгар общего веселья, и предаться с ней животной страсти, не стесняясь товарищей, это и вовсе казалось обыденным делом. Нарастающий с каждым часом шум и всеобщий разгул действовали на Каталину столь угнетающе, что ей хотелось заткнуть уши и бежать, куда подальше, без оглядки от этого рассадника заразы и порока.

Дикий Магнус понимающе кивнул, в его дьявольских глазах вспыхнула опасная искорка.

— Ава проводит тебя и поможет разоблачиться, — сказал он так тихо, что услышала только она. — Дождись моего прихода, bonita, я скоро буду.

Кровь разом отхлынула от лица Каталины, она в испуге отшатнулась. Мысли беспорядочно заметались в ее голове, ища спасительного выхода, и чтобы не разрыдаться здесь же и, ни унизившись еще больше, не упасть ему под ноги, она судорожно ухватилась за край стола.

— Боюсь, я слишком утомлена для разговоров, — проговорила она, едва шевеля губами. Дикому Магнусу пришлось напрячь слух, чтобы услышать ее последнюю фразу. — Думаю, мы обо всем можем договориться завтра.

Она развернулась, собираясь уйти, как вдруг услышала его гортанный смех:

— Беседы и вправду лучше оставить на потом.

Расстояние от Высокого стола до выхода из зала Каталина проделала на ослабевших, будто подкошенных ногах, обуреваемая безотчетным чувством страха и полной безысходности, решив, что пришел ее смертный час, и она на пути к Голгофе. Она перестала вокруг себя что-либо замечать. Пьяные реплики разбойников и их грубость уже не трогали ее, все отошло на задний план и потонуло в непроглядной тьме. В ушах стоял только хриплый смех главаря этой бандитской шайки и преследовавший по пятам блеск его дьявольских глаз. Когда же она наткнулась на старую Аву, поджидающую ее на пороге Большого зала, то совсем не удивилась тому, а послушно двинулась следом за ней, словно кроткая овечка за поводырем. Ей и в голову не пришло поинтересоваться у эфиопки, почему они изменили направление и идут в противоположную сторону от той башни, куда ее поместили ранее.