— Так зачем ты пришел? — она первой нарушила затянувшееся молчание.

— В деревне я встретил падре, и он поздравил меня с грядущим событием, — Себастиан продолжал стоять к ней спиной, широко расставив ноги. — Это правда?

Каталина видела, как напряглись его плечи в ожидании ответа. Она протянула к нему руку, но тотчас отдернула. Она еще прошлым вечером думала поделиться с ним приятной вестью, но из-за усталости отложила разговор на потом. Кто же знал, что падре встретится маркизу поутру? Конечно, отец Сильвестр полагал, что племяннику уже обо всем известно, она ведь собиралась рассказать супругу о радостном событии сразу по возвращению в замок. Откуда добрый падре мог знать, что она еще потянет время с такой важной новостью?

— Да, правда, — ей нечего было скрывать от мужа, однако ее удивляла резкость его голоса. — Я в тягости.

— Ты уверена?

— В этом нет никаких сомнений.

— Моей матери потребовалось несколько лет прежде, чем на свет появилась Мария, а после сложных родов, которые едва не унесли ее жизнь, эскулап запретил ей и вовсе рожать. Но мать никогда не отличалась смирением, она никого не слушала, потому что была упряма, — когда Себастиан заговорил о Каролине, голос его зазвучал мягче. — Она была одержима желанием подарить Сент-Ферре наследника, однако смогла это сделать только спустя четырнадцать лет, — немного помолчав, он с горькой усмешкой добавил: — Только крестьянки способны так быстро понести.

— Очевидно, у вас большой опыт в части подобных дел, если вы так смело рассуждаете о том, — язвительно промолвила Каталина и, насупившись, сложила руки на груди. Сравнение с крестьянкой ей показалось оскорбительным. Но при этом она понимала, молодой здоровый мужчина не мог жить все эти годы монахом, у него были женщины и, скорее всего, немало, учитывая его силу и страстность, и думая об этом, ее терзала мучительная ревность. Она не хотела знать о других женщинах в его жизни. Для нее стало бы неприятным испытанием встретить хотя бы одну из них.

— Я ничего не буду утверждать или исключать, — жестко ответил он ей и в следующее мгновение задал еще один вопрос: — Ты ходила к повитухе?

Каталина отрицательно покачала головой:

— Нет, еще не успела.

— Я все еще не могу в это поверить.

— А я не могу поверить, что после той восхитительной ночи, что мы провели вместе, ты можешь быть таким холодным и бесчувственным! — в сердцах выкрикнула Каталина.

Он резко повернулся, и Каталина снова увидела в его глазах вспыхнувшую искорку того неистового пламени, что полыхал в нем тогда, в их жаркую и единственную ночь любви. В одной сорочке, поверх которой была накинута тонкая шаль с растрепавшимися после сна волосами, она выглядела столь невинно и в тоже время соблазнительно, что Себастиан с трудом поборол в себе желание сгрести ее в охапку, бросить на смятые простыни и любить до тех пор, пока с ее уст не сорвутся чувственные стоны и вскрики наивысшего наслаждения. В своих грезах он часто видел ее стройный стан, тесно льнувший к его широкой крепкой груди, шелковистые локоны, щекочущие его шею и окутавшие, словно тонкой паутинкой его мускулистые плечи, их переплетенные пальцы и жаркие объятья. Она отдавалась ему вся, без остатка, душой и телом, расточая упоительные ласки, от которых в жилах закипала кровь, и в своем ненасытном голоде он упивался ее разгоряченной плотью, ощущая ее так остро, как будто часть самого себя. Ее затуманенный, ласкающий взор неотступно преследовал его наяву. Вот и сейчас он готов был поддаться соблазну провести рукой по ее роскошным волосам, вдохнуть аромат ее кожи и утонуть в глубине фиалковых глаз. Но, шумно вздохнув, он безжалостно загасил в себе обуявшее его так некстати желание.

— Кто еще знает об… этом? — хрипло выдавил из себя Себастиан.

И Каталина в который раз задалась вполне очевидным вопросом. Отчего он не радуется, как любой отец на его месте, не восторгается этому счастливому и важному событию в их жизни? Он же сам сказал, его собственная мать приложила немало усилий, чтобы родились он и Мария. Так в чем же дело?

— Отец Сильвестр и моя служанка Пилар, только они знают о моем положении.

— Хорошо, — Себастиан удовлетворенно кивнул и начал расхаживать по комнате взад и вперед, о чем-то сосредоточенно размышляя. — В Кастель Кабрерас никто не должен узнать о том, что ты в тягости, как впрочем, и в Сент-Ферре.

— Почему? — Каталина неприятно поразилась, внимательно наблюдая за мужем.

— Потому что не следует давать нашим людям напрасных надежд. Этот ребенок не должен появиться на свет.

— Что?! — ошеломленно переспросила она.

— Я понимаю, чего лишаю тебя… нас, — в эти страшные мгновения он не смотрел ей в глаза. Он испытывал ту же боль, что и она, только не мог поступить иначе, слишком сильны были в нем воспоминания детства и страх перед всесильной инквизицией. Поэтому он заглушил в себе все зачатки зарождавшихся чувств, едва только падре поздравил его со значимым событием в их жизни, и отрезал так, словно полоснул ножом по сердцу, — я не допущу рождения еще одного уродца.

Каталина положила руки на плоский живот, будто хотела уберечь малыша от жестоких слов его отца.

— Он не будет уродцем! — фиалковые глаза увлажнились.

— Взгляни на меня, я — мавр, — красивое лицо Себастиана исказилось мучительной гримасой, в пронзительных глазах отразилась невыразимая боль и тоска.

— Ну, и пусть, — тихо проговорила Каталина. — Я буду любить его таким, каким он родится, с темной или светлой кожей, все это неважно! Послушай, Себастиан…

— Нет, это ты послушай меня, — на скулах маркиза заиграли желваки. — Вопрос этот более не подлежит обсуждению, а ты, Каталина, как добродетельная жена, должна беспрекословно подчиниться мне. Я позову опытную повитуху, и она избавит тебя от нежелательного плода. Ты ничего не почувствуешь, я обещаю.

— Да ты хоть понимаешь, на что обрекаешь нас, Себастиан?! Я никогда не пойду на это, ни добровольно, ни под пытками! Опомнись, это же наше дитя! — происходящее казалось Каталине жутким, отвратительным сном. Она сдавила тонкими пальцами виски. Откуда взялась эта нарочитая ожесточенность в его словах и во взгляде? Кто внушил ему нелепые мысли о том, что он уродец? Это было сродни безумию. — Больше всего на свете я хочу родить этого ребенка, нашего ребенка! — она в отчаяние заломила руки. — Я не допущу подобной дикости! Господь не допустит!

Однако сеньор де Кабрера был, будто одержим одной-единственной идеей.

— Ни ты, ни бог — никто не станет для меня препятствием, — сухо сказал он.

И, тем не менее, Каталина отказывалась подчиняться воле мужа.

— Напрасно я приехала сюда. Мне нужно было остаться в Сент-Ферре, — заявила она, вытирая тыльной стороной ладони набежавшие слезы. — Я соберу вещи и немедленно уеду.

— Ты не покинешь стен замка, — угрожающе произнес Себастиан.

— Это мы еще посмотрим, — она вскочила с кресла и заметалась по комнате, собирая вещи в дорогу.

Себастиан перехватил ее на полпути и развернул к себе, пытливо заглядывая в заплаканное лицо.

— Я не хочу спорить с тобой, mi querida, но у нас нет другого выхода. Пока нет, — прибавил он многозначительно. — Возможно, в будущем я смогу решить этот вопрос. Верь мне. Я непременно обращусь к королю, но… позже. Сейчас неудачное время для такого рода просьб. Война с Францией на пороге…

— Мы можем уехать в Новый Свет, Себастиан, — Каталина умоляюще смотрела на мужа, — подальше от папских завистников и дворцовых интриг. Мы не допустим, чтобы наш ребенок попал в руки инквизиторов.

— Нет! Я никогда не оставлю земель своих предков и не сбегу отсюда, как трусливая собака!

— Ты невыносим, — сдавленно простонала она. — Ты не сможешь, тогда это сделаю я. Убегу ото всех, даже от тебя. Вот увидишь! Ты никогда меня не найдешь! Никто не найдет!

— Я приставлю к твоей двери охрану, — предостерегающе сузил глаза Себастиан. Она говорила столь убедительно, что в ее намерения трудно было не поверить. — Ты не выйдешь за порог без моего дозволения. Тебе будут приносить пищу и все, что пожелаешь, а когда захочешь прогуляться по окрестностям либо я сам, либо Марко сопроводим тебя.